Пятилетний Вовка, крепко держась за мамину руку, возвращался из детского сада домой. Когда они переходили улицу, Вовка громко декламировал стихи, которые недавно выучил:

Свет зеленый впереди.

Не зевай, переходи!

И он с силой тянул маму за собой:

– Пошли скорее!

А на следующем перекрестке Вовка останавливался как вкопанный и говорил:

Загорелся красный свет.

Стой, прохожий, ходу нет!

И вдруг откуда-то вынырнула «Волга» и, несмотря на запрет, быстро пронеслась по улице. Люди шарахались от нее в стороны, машины резко тормозили.

– Наверное, этот дядя не учил стихотворения про три чудесных света, – сказал Вовка.

А дядя, сидевший за рулем «Волги», и в самом деле не только не учил этих стихов, но и никогда, видимо, не заглядывал в правила уличного движения. На полном ходу он прорвался сквозь толпу людей, перепугал прохожих, выходивших из трамвая.

Дальнейшие события разворачивались, как в захватывающем детективном романе. Инспектор ОРУД (отдел регулирования и управления движением. – Ф. Р.) старшина Борис Аксенов вышел навстречу машине и жезлом приказал нарушителю остановиться. «Волга» ЭЗ 08–88 объехала инспектора и прибавила скорость. Старшина дал свисток, другой, третий. Он сел в первую проходившую машину и помчался в погоню. На улице Богдана Хмельницкого (нынешняя Маросейка. – Ф. Р.) нарушитель остановился, чтобы высадить из машины свою спутницу. Здесь-то его и настиг старшина. Но владелец «Волги» с силой захлопнул дверцу и нажал на газ. Старшина успел схватиться за ручку. Десять метров тащила «Волга» за собой инспектора, а потом, овободившись от него, снова пустилась наутек.

В проезде Серова водитель остановился. Но не для того, чтобы подождать работника ОРУДа, а посадить в машину уже поджидавшую его там новую попутчицу. Едва она уселась рядом с водителем, как «Волга» тотчас рванулась вперед.

Но инспектору и в этот раз удалось догнать автохулигана. Открыв дверцу, Борис Аксенов вскочил на подножку и попытался выдернуть ключ зажигания. Но водитель оттолкнул его и прибавил скорость. Разогнав машину, он несколько раз и без видимой надобности нажимал на тормоза, явно намереваясь сбросить инспектора на мостовую. Между тем машина промчалась по площади Дзержинского, выехала на Неглинную… Трудно сказать, чем бы это могло кончиться, если бы на Петровке путь «Волге» не преградил стоящий транспорт. Старшина стал впереди машины, предлагая водителю выйти из кабины.

– Прочь с дороги, а не то задавлю, – крикнул хозяин автомобиля.

И тотчас же свою угрозу подкрепил действием: ударил Аксенова передним буфером…

На место происшествия спешили прохожие, возмущенные диким поступком владельца машины.

– Мама, да ведь этого дяденьку показывали по телевизору, – воскликнул уже знакомый нам Вовка, появившийся с мамой на том самом перекрестке, куда только что припетляла «Волга».

– Не болтай глупости, – назидательно сказала мама, – хулиганов по телевизору не показывают.

– Нет, показывали, – упрямо протянул Вовка, – он еще пел песню про старого друга, с которым они оба виноваты.

– Да это как пить дать, – вздохнула какая-то древняя старуха, – завсегда так. Напьются с дружками, а потом безобразничают. Оба и виноваты.

Между тем инспектор с помощью прохожих вынул, наконец, из салона упиравшегося водителя.– Почему вы нарушили мою прогулку, – возмущенно заявил нарушитель порядка. – Я Марк Наумович!..

– Ну и что же? – сказал инспектор, отбирая права, и спокойно добавил: – Приедете объясняться в 13-е отделение ОРУДа, гражданин Бернес.

Собравшиеся возмутились еще больше. Послышались негодующие выкрики:

– Зазнался!

– Совесть совсем потерял!

Кинозвезда смекнул, что дело может кончиться плохо. Он помчался в ОРУД, принес извинения инспектору Аксенову и пожелал, чтобы на этом инцидент был исчерпан. Но вопреки ожиданиям Марка Наумовича водительских прав ему не вернули. Больше того, работники ОРУДа решили впредь не допускать Бернеса к рулю: слишком наглым, возмутительным, даже преступным было его поведение на улице.

– Ах, так! Моего извинения вам мало! – снова перешел к угрозам кинозвезда. – Вам же самим будет хуже. Я пойду к начальнику ГАИ, к самому министру…

Кинозвезда бушевал. Он требовал к себе уважительного отношения как к звезде первой величины. Марк Наумович претендовал на снисходительность в силу его особых заслуг перед советской кинематографией. Кроме того, он ссылался на свою пылкую любовь к автомобилизму. К кому же, как не к нему, владевшему уже шестью различными машинами, работники ОРУДа и ГАИ должны питать особо нежные чувства?

Но нам думается, что для кино– и иных «звезд» ни на московских, ни на ленинградских, ни на одесских перекрестках нет нужды изобретать какие-то особые, персональные светофоры. И совершать прогулки за рулем машины, подвергая опасности жизнь прохожих, не уважая наших порядков, непозволительно даже Марку Наумовичу Бернесу.